Неточные совпадения
Батюшка
пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды!.. пошел кутить: ездит на извозчике, каждый день ты доставай в кеятр билет, а там через неделю, глядь — и посылает на толкучий продавать
новый фрак.
Кто видывал, как слушает
Своих захожих странников
Крестьянская семья,
Поймет, что ни работою
Ни вечною заботою,
Ни игом рабства долгого,
Ни кабаком самим
Еще народу русскому
Пределы не поставлены:
Пред ним широкий путь.
Когда изменят пахарю
Поля старозапашные,
Клочки в лесных окраинах
Он пробует пахать.
Работы тут достаточно.
Зато полоски
новыеДают без удобрения
Обильный урожай.
Такая почва добрая —
Душа народа русского…
О сеятель!
приди!..
— По времени Шалашников
Удумал штуку
новую,
Приходит к нам приказ:
«Явиться!» Не явились мы,
Притихли, не шелохнемся
В болотине своей.
Была засу́ха сильная,
Наехала полиция...
Можно только сказать себе, что прошлое кончилось и что предстоит начать нечто
новое, нечто такое, от чего охотно бы оборонился, но чего невозможно избыть, потому что оно
придет само собою и назовется завтрашним днем.
Но по мере того как
новый город
приходил к концу, телесные упражнения сокращались, а вместе с досугом из-под пепла возникало и пламя измены…
Он видел, что старик повар улыбался, любуясь ею и слушая ее неумелые, невозможные приказания; видел, что Агафья Михайловна задумчиво и ласково покачивала головой на
новые распоряжения молодой барыни в кладовой, видел, что Кити была необыкновенно мила, когда она, смеясь и плача,
приходила к нему объявить, что девушка Маша привыкла считать ее барышней и оттого ее никто не слушает.
Сергей Иванович внимательно слушал, расспрашивал и, возбуждаемый
новым слушателем, разговорился и высказал несколько метких и веских замечаний, почтительно оцененных молодым доктором, и
пришел в свое, знакомое брату, оживленное состояние духа, в которое он обыкновенно
приходил после блестящего и оживленного разговора.
Гостиница эта уже
пришла в это состояние; и солдат в грязном мундире, курящий папироску у входа, долженствовавший изображать швейцара, и чугунная, сквозная, мрачная и неприятная лестница, и развязный половой в грязном фраке, и общая зала с пыльным восковым букетом цветов, украшающим стол, и грязь, пыль и неряшество везде, и вместе какая-то
новая современно железнодорожная самодовольная озабоченность этой гостиницы — произвели на Левиных после их молодой жизни самое тяжелое чувство, в особенности тем, что фальшивое впечатление, производимое гостиницей, никак не мирилось с тем, что ожидало их.
При этом Метров рассказал председателю то же, что он рассказывал Левину, а Левин сделал те же замечания, которые он уже делал нынче утром, но для разнообразия высказал и свое
новое мнение, которое тут же
пришло ему в голову.
Можно было сравнить его внутреннее состояние души с разобранным строеньем, которое разобрано с тем, чтобы строить из него же
новое; а
новое еще не начиналось, потому что не
пришел от архитектора определительный план и работники остались в недоуменье.
Он насильно пожал ему руку, и прижал ее к сердцу, и благодарил его за то, что он дал ему случай увидеть на деле ход производства; что передрягу и гонку нужно дать необходимо, потому что способно все задремать и пружины сельского управленья заржавеют и ослабеют; что вследствие этого события
пришла ему счастливая мысль: устроить
новую комиссию, которая будет называться комиссией наблюдения за комиссиею построения, так что уже тогда никто не осмелится украсть.
Чудная, однако же, вещь: на другой день, когда подали Чичикову лошадей и вскочил он в коляску с легкостью почти военного человека, одетый в
новый фрак, белый галстук и жилет, и покатился свидетельствовать почтение генералу, Тентетников
пришел в такое волненье духа, какого давно не испытывал.
Или, не радуясь возврату
Погибших осенью листов,
Мы помним горькую утрату,
Внимая
новый шум лесов;
Или с природой оживленной
Сближаем думою смущенной
Мы увяданье наших лет,
Которым возрожденья нет?
Быть может, в мысли нам
приходитСредь поэтического сна
Иная, старая весна
И в трепет сердце нам приводит
Мечтой о дальней стороне,
О чудной ночи, о луне…
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие
новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
— Как же-с! уж кофе откушали, и протопоп
пришел. Каким вы молодчиком! — прибавила она с улыбкой, оглядывая мое
новое платье.
Судя по особенной хлопотливости, заметной в буфете, по яркому освещению, придававшему какой-то
новый, праздничный вид всем уже мне давно знакомым предметам в гостиной и зале, и в особенности судя по тому, что недаром же
прислал князь Иван Иваныч свою музыку, ожидалось немалое количество гостей к вечеру.
— А вот соврал! Я платье сшил прежде. Мне по поводу
нового платья и
пришло в голову вас всех поднадуть.
Аркадий с сожалением посмотрел на дядю, и Николай Петрович украдкой пожал плечом. Сам Павел Петрович почувствовал, что сострил неудачно, и заговорил о хозяйстве и о
новом управляющем, который накануне
приходил к нему жаловаться, что работник Фома «дибоширничает» и от рук отбился. «Такой уж он Езоп, — сказал он между прочим, — всюду протестовал себя [Протестовал себя — зарекомендовал, показал себя.] дурным человеком; поживет и с глупостью отойдет».
— А вот во время революции интересно было,
новые гости
приходили, такое, знаете, оживление. Один, совсем молодой человек, замечательно плясал, просто — как в цирке. Но он какие-то деньги украл, и
пришла полиция арестовать его, тогда он выбежал на двор и — трах! Застрелился. Такой легкий был, ловкий.
Но на этот раз знакомые слова прозвучали по-новому бесцветно. Маргарита только что
пришла из бани, сидела у комода, перед зеркалом, расчесывая влажные, потемневшие волосы. Красное лицо ее казалось гневным.
Клим понял, что Варавка не хочет говорить при нем, нашел это неделикатным, вопросительно взглянул на мать, но не встретил ее глаз, она смотрела, как Варавка, усталый, встрепанный, сердито поглощает ветчину.
Пришел Ржига, за ним — адвокат, почти до полуночи они и мать прекрасно играли, музыка опьянила Клима умилением, еще не испытанным, настроила его так лирически, что когда, прощаясь с матерью, он поцеловал руку ее, то, повинуясь силе какого-то
нового чувства к ней, прошептал...
В полдень,
придя в редакцию, он вдруг очутился в
новой для него атмосфере почтительного и поощряющего сочувствия, там уже знали, что ночью в городе были обыски, арестован статистик Смолин, семинарист Долганов, а Дронов прибавил...
В том, что говорили у Гогиных, он не услышал ничего
нового для себя, — обычная разноголосица среди людей, каждый из которых боится порвать свою веревочку, изменить своей «системе фраз». Он привык думать, что хотя эти люди строят мнения на фактах, но для того, чтоб не считаться с фактами. В конце концов жизнь творят не бунтовщики, а те, кто в эпохи смут накопляют силы для жизни мирной.
Придя домой, он записал свои мысли, лег спать, а утром Анфимьевна, в платье цвета ржавого железа, подавая ему кофе, сказала...
Когда он закуривал
новую папиросу, бумажки в кармане пиджака напомнили о себе сухим хрустом. Самгин оглянулся — все вокруг было неряшливо, неприятно, пропитано душными запахами.
Пришли двое коридорных и горничная, он сказал им, что идет к доктору, в 32-й, и, если позвонят из больницы, сказали бы ему.
Чего ж надеялся Обломов? Он думал, что в письме сказано будет определительно, сколько он получит дохода, и, разумеется, как можно больше, тысяч, например, шесть, семь; что дом еще хорош, так что по нужде в нем можно жить, пока будет строиться
новый; что, наконец, поверенный
пришлет тысячи три, четыре, — словом, что в письме он прочтет тот же смех, игру жизни и любовь, что читал в записках Ольги.
Оно
пришло. «Это, должно быть, силы играют, организм проснулся…» — говорила она его словами, чутко вслушиваясь в небывалый трепет, зорко и робко вглядываясь в каждое
новое проявление пробуждающейся
новой силы.
Тут случилось в дворне не
новое событие. Савелий чуть не перешиб спину Марине поленом, потому что хватился ее на заре, в день отъезда гостей, пошел отыскивать и видел, как она шмыгнула из комнаты, где поместили лакея Викентьевой. Она пряталась целое утро по чердакам, в огороде, наконец
пришла, думая, что он забыл.
Но все-таки он еще был недоволен тем, что мог являться по два раза в день, приносить книги, ноты,
приходить обедать запросто. Он привык к обществу
новых современных нравов и к непринужденному обхождению с женщинами.
Ее эти взгляды Тушина обдавали ужасом. «Не узнал ли? не слыхал ли он чего? — шептала ей совесть. — Он ставит ее так высоко, думает, что она лучше всех в целом свете! Теперь она молча будет красть его уважение…» «Нет, пусть знает и он!
Пришли бы хоть
новые муки на смену этой ужасной пытке — казаться обманщицей!» — шептало в ней отчаяние.
А он вышел от нее с
новой, более страшной тяжестью, нежели с какою
пришел. Она отчасти облегчила ему одно бремя и возложила другое, невыносимее.
— Да, бабушка,
новые; старый век проходит. Нельзя ему длиться два века. Нужно же и
новому прийти!
После всех
пришел Марк — и внес
новый взгляд во все то, что она читала, слышала, что знала, взгляд полного и дерзкого отрицания всего, от начала до конца, небесных и земных авторитетов, старой жизни, старой науки, старых добродетелей и пороков. Он, с преждевременным триумфом, явился к ней предвидя победу, и ошибся.
Полоумной Агашке дала какую-то изношенную душегрейку, которую выпросила в дворне у Улиты, обещаясь по возвращении сделать ей
новую, настрого приказав Агашке не ходить в одном платье по осеннему холоду, и сказала, что
пришлет «коты» носить в слякоть.
Я решил прождать еще только одну минуту или по возможности даже менее минуты, а там — непременно уйти. Главное, я был одет весьма прилично: платье и пальто все-таки были
новые, а белье совершенно свежее, о чем позаботилась нарочно для этого случая сама Марья Ивановна. Но про этих лакеев я уже гораздо позже и уже в Петербурге наверно узнал, что они, чрез приехавшего с Версиловым слугу, узнали еще накануне, что «
придет, дескать, такой-то, побочный брат и студент». Про это я теперь знаю наверное.
Он
приходил к ним, простирал к ним руки и говорил: «Как могли вы забыть его?» И тут как бы пелена упадала со всех глаз и раздавался бы великий восторженный гимн
нового и последнего воскресения…
— Вздор, ничего не будет, не
приду! — вскричал я упрямо и с злорадством, — теперь — все по-новому! да и можете ли вы это понять? Прощайте, Настасья Егоровна, нарочно не пойду, нарочно не буду вас расспрашивать. Вы меня только сбиваете с толку. Не хочу я проникать в ваши загадки.
Наконец, миль за полтораста, вдруг дунуло, и я на другой день услыхал обыкновенный шум и суматоху. Доставали канат. Все толпились наверху встречать
новый берег. Каюта моя, во время моей болезни, обыкновенно полнехонька была посетителей: в ней можно было поместиться троим, а
придет человек семь; в это же утро никого: все глазели наверху. Только барон Крюднер забежал на минуту.
Работа кипит: одни корабли
приходят с экземплярами
Нового завета, курсами наук на китайском языке, другие с ядами всех родов, от самых грубых до тонких.
Но в одно прекрасное утро
приходите и, вместо шумного общества или вместо знакомых, обедаете в кругу
новых лиц; вместо веселого разговора царствует печальное, принужденное молчание.
Вот я думал бежать от русской зимы и прожить два лета, а приходится, кажется, испытать четыре осени: русскую, которую уже пережил, английскую переживаю, в тропики
придем в тамошнюю осень. А бестолочь какая: празднуешь два Рождества, русское и английское, два
Новые года, два Крещенья. В английское Рождество была крайняя нужда в работе — своих рук недоставало: англичане и слышать не хотят о работе в праздник. В наше Рождество англичане
пришли, да совестно было заставлять работать своих.
В 1521 году Магеллан, первый, с своими кораблями пристал к юго-восточной части острова Магинданао и подарил Испании
новую, цветущую колонию, за что и поставлен ему монумент на берегу Пассига. Вторая экспедиция приставала к Магинданао в 1524 году, под начальством Хуана Гарсия Хозе де Лоаиза. Спустя недолго
приходил мореплаватель Виллалобос, который и дал островам название Филиппинских в честь наследника престола, Филиппа II, тогда еще принца астурийского.
«Что
нового?» — спросил я Фаддеева, который
пришел будить меня. «Сейчас на якорь будем становиться, — сказал он, — канат велено доставать». В самом деле, я услышал приятный для утомленного путешественника звук: грохотанье доставаемого из трюма якорного каната.
19 числа перетянулись на
новое место. Для буксировки двух судов, в случае нужды,
пришло 180 лодок. Они вплоть стали к фрегату: гребцы, по обыкновению, голые; немногие были в простых, грубых, синих полухалатах. Много маленьких девчонок (эти все одеты чинно), но женщины ни одной. Мы из окон бросали им хлеб, деньги, роздали по чарке рому: они все хватали с жадностью. Их много налезло на пушки, в порта. Крик, гам!
Мудрено ли, что при таких понятиях я уехал от вас с сухими глазами, чему немало способствовало еще и то, что, уезжая надолго и далеко, покидаешь кучу надоевших до крайности лиц, занятий, стен и едешь, как я ехал, в
новые, чудесные миры, в существование которых плохо верится, хотя штурман по пальцам рассчитывает, когда должны
прийти в Индию, когда в Китай, и уверяет, что он был везде по три раза.
— А вот и батя
пришел, — послышался вдруг звонкий детский голосок, и беловолосая головка поднялась из-за Ранцевой, которая вместе с Марьей Павловной и Катюшей шила девочке
новую одежду из пожертвованной Ранцевой юбки.
Нового места не выходило, но случилось так, что,
придя в контору, поставляющую прислуг, Маслова встретила там барыню в перстнях и браслетах на пухлых голых руках.
Были даже собраны два консилиума, но ученый ареопаг не
пришел ни к каким
новым заключениям.
Тут мы
приходим к
новому определению свободы, свободы реальной.
Нужно помнить, что национализм — явление
новое, он развился лишь в XIX веке, он
пришел на смену средневековому и древнеримскому универсализму.
— Это оттого, что ваш палец в воде. Ее нужно сейчас же переменить, потому что она мигом нагреется. Юлия, мигом принеси кусок льду из погреба и
новую полоскательную чашку с водой. Ну, теперь она ушла, я о деле: мигом, милый Алексей Федорович, извольте отдать мне мое письмо, которое я вам
прислала вчера, — мигом, потому что сейчас может
прийти маменька, а я не хочу…